Ушел из жизни Борис Николаевич Ельцин. Ушел так же неожиданно, как пришел в большую политику. Также неожиданно, как и расстался с должностью президента.
На протяжении восьми лет он служил символом России и российской политики. Непрогнозируемый, экстравагантный, большой, шумный, часто пьяный, безалаберный и безудержно щедрый.
Кто-то его действительно ненавидел, кто-то боготворил, но не было людей, относящихся к нему равнодушно. Это совершенно точно.
Ельцин, пожалуй, был единственным президентом на всем постсоветском пространстве, кто терпеливо сносил все удары им же освобожденной прессы.
Он не закрывал газет, не сажал журналистов, предоставляя им возможность выговориться, выпустить накопившийся десятилетиями пар. Как человек бесспорно мудрый, он понимал, что выход пара – гарантия эффективной работы котла, именуемого Россией.
Восемь лет Борис Николаевич символизировал ту Россию, которую строил. Он не мог быть вечным президентом и не хотел быть пожизненным.
Уходя с поста первого лица государства, он представил россиянам своего преемника. Того, что даже внешне никак не вписывался в образ большого русского медведя, традиционно тиражируемого Западом.
Скорее, озлобленного волчонка, искореняющего свои комплексы восточными единоборствами и безопасными играми в шпионов на территории братских стран.
Зачем? Почему?
Наверное, Ельцин понял, что свобода не для его страны, однако сам не желал осуществлять поэтапную (в прямом и переносном смыслах) ликвидацию свобод.
Он хотел войти в историю освободителем, отчетливо понимая, что тот, кто пришел после него, будет действовать в совершенно противоположном направлении.
Быть может, потому, что свобода не для России. Она никогда не сумеет распорядиться ею без ущерба для народа и отечества.
Сказанное, надо заметить, верно не только для этой страны…