Центральную Азию часто называют одним из главных источников будущих противоречий между Россией и Китаем. Считается, что раньше в регионе действовало разделение труда, когда Китай отвечал за экономику, а Россия – за безопасность, но теперь оно уходит в прошлое, что приведет к неминуемому конфликту Москвы и Пекина. Недавние сообщения о появлении новой «военной базы» Китая в Таджикистане добавляют убедительности таким прогнозам.
Однако такой взгляд на регион не учитывает многих важных факторов. Например, он отказывает в субъектности самим странам Центральной Азии и исходит из того, что все важные решения за них принимают крупные и влиятельные соседи. Хотя в реальности центральноазиатские государства никогда не были так самостоятельны, как сегодня, а общества в этих странах – так требовательны к своему руководству, в том числе в вопросах внешней политики.
Странам Центральной Азии, зажатым в глубине Евразийского континента без выхода к морю, невыгодно, чтобы один влиятельный сосед вытеснял другого. Поэтому все они стремятся диверсифицировать свои связи с внешним миром, и тут для них важны и Россия, и Китай. Не нужен конфликт и самим Москве и Пекину, для которых их собственные двусторонние связи всегда будут иметь большее значение, чем интересы в Центральной Азии.
Все это ставит под сомнение популярные предсказания о грядущем столкновении России и Китая в борьбе за Центральную Азию. Скорее ситуация в регионе в целом будет развиваться так, как это происходит уже сейчас в Таджикистане, где Пекин дальше всего продвинулся в сфере безопасности, но к конфликту с Россией это не привело.
Слабое звено
Представление о разделении труда между Россией и Китаем в Центральной Азии отчасти верно. Китайская активность в экономике региона всегда бросалась в глаза – особенно с тех пор, как председатель КНР Си Цзиньпин запустил инициативу «Пояса и Пути». Но нельзя сказать, что в сфере безопасности Пекин полагался на Россию.
С самого появления независимых стран Центральной Азии у своих границ Китай был заинтересован в стабилизации соседнего региона, потому что именно на это время пришелся подъем сепаратистского движения в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. В середине 1990-х тогдашний председатель КНР Цзян Цзэминь совершил турне по всем странам Центральной Азии (кроме Таджикистана, где шла гражданская война) и везде говорил о важности борьбы против «трех зол» (三股势力) – терроризма, экстремизма, сепаратизма.
С тех пор для Пекина важно, чтобы граничащей с неспокойным Синьцзяном Центральной Азией управляли дружественные режимы, которые не станут помогать сепаратистскому подполью. Также регион превратился в буфер между китайским западом и еще более опасным Афганистаном.
Так что Китай уже не первое десятилетие расширяет сотрудничество со странами Центральной Азии в области безопасности. То, что начиналось с простых поставок обмундирования, сегодня доросло до сложных форм взаимодействия типа совместных учений, патрулирования границ и военно-технического сотрудничества. Теснее всего Китай сотрудничает с Таджикистаном, где, по сообщениям СМИ, недавно появилась уже вторая китайская «военная база».
Причина такого повышенного внимания в том, что Таджикистан для Китая выглядит слабым звеном в региональной безопасности. Это единственная страна в Центральной Азии, которая граничит одновременно и с Афганистаном, и с Китаем. Вооруженные силы Таджикистана считаются самыми слабыми в регионе. В Таджикистане сравнительно высоки риски терроризма и местного радикализма, а через таджикско-афганскую границу проходит один из путей наркотрафика в Китай. Причем все эти проблемы только усугубились с уходом США из Афганистана.
Новая база
27 октября 2021 года первый замминистра внутренних дел Таджикистана Абдурахмон Аламшозода представил в парламенте план сотрудничества с Китаем, по которому Пекин за свой счет будет строить в Таджикистане некий объект. Согласно ратифицированным в тот же день постановлениям №539 и №540, строящийся объект – это «полицейская академия» для таджикского МВД. Известно, что новый объект будет расположен в Ваханском коридоре, районе Ишкашим близ таджикско-афганской границы.
Судя по документам, по просьбе таджикского правительства Китай не только выделит на проект почти $9 млн, но еще и предоставит все необходимое для строительства оборудование и материалы. От Таджикистана требуется лишь выделить землю с проведенными туда коммуникациями, а также освободить ввоз материалов из Китая от налогов и таможенных пошлин.
При этом СМИ сообщали, что Пекин строит новую «военную базу» не совсем бесплатно – взамен Душанбе должен передать Китаю полный контроль над первой подобной базой, о которой стало известно в 2018 году. Ранее это был советский аванпост, который, судя по спутниковым снимкам, Душанбе с помощью китайцев модернизировал и расширил. Там, по словам местных, даже служат китайцы.
Официально Китай отрицает все сообщения о своем военном присутствии в Центральной Азии. Представитель МИД КНР Ван Вэньбинь (汪文斌) на регулярных пресс-конференциях несколько раз заявлял, что «не в курсе ситуации» в Таджикистане и что «у Китая нет военных баз в Центральной Азии».
Формально военного присутствия Китая в Центральной Азии действительно нет: объекты в Таджикистане строит не Народно-освободительная армия Китая (中国人民解放军), а Народная вооруженная полиция (武警部队) – внутренние полувоенные формирования (аналог Росгвардии), которые в мирное время занимаются охраной правопорядка.
Но полномочия китайской вооруженной полиции постепенно расширяются и все больше пересекаются с военными. По закону 2015 года она отвечает за борьбу с терроризмом, а с 2018 года перестала подчиняться гражданским структурам, перейдя под полный контроль Центрального военного совета – высшего органа управления вооруженными силами, который возглавляет Си Цзиньпин. Также по новому закону о сухопутных границах КНР, который вступит в силу 1 января 2022 года, за вооруженной полицией закрепляются еще и функции пограничников.
Начиная с 2000-х годов служащих вооруженной полиции отправляют участвовать в миротворческих миссиях ООН. Также вооруженная полиция проводит регулярные учения с зарубежными партнерами. В допандемийное время вооруженная полиция КНР запустила новый вид учений «Сотрудничество-2019» («合作-2019») с полувоенными формированиями стран Центральной Азии.
Получается, что в Таджикистане существует база китайских полувоенных сил – наличие некоего объекта, как бы его ни называли, и его связь с Китаем не отрицают даже таджикские официальные лица. Но как это возможно в Центральной Азии, где то тут, то там проходят антикитайские протесты?
Уникальный Таджикистан
В любой другой стране Центральной Азии даже слухи об открытии китайской базы вызвали бы волну общественного негодования. В некоторых из них и без подобных слухов люди регулярно выходят на антикитайские митинги: с 2018 года в Киргизии было 15 таких акций, а в Казахстане – более 140. В Узбекистане митинги в принципе проводить сложнее, но данные Gallup World Poll показывают, что за последнее десятилетие уровень одобрения действий Китая там упал ниже 25%.
Руководство Таджикистана, глядя на ситуацию в соседних странах, опасается аналогичных протестов у себя, а потому опровергает все сообщения СМИ о китайской базе и заявляет: китайского военного или силового контингента на новом объекте не будет – после строительства его передадут специальному отряду быстрого реагирования Управления по борьбе с организованной преступностью МВД Таджикистана.
И действительно, антикитайских протестов по этому поводу в Таджикистане, скорее всего, не будет. Эта страна наряду с Пакистаном – одна из самых дружественных Китаю в Центральной и Южной Азии, причем на уровне не только правительства, но и общества. Одобрение КНР в Таджикистане достигает 63%. Объясняется это тем, что этнических таджиков в Синьцзян-Уйгурском автономном районе почти нет (всего 50 тысяч) – в отличие от этнических казахов (полтора миллиона) или киргизов (180 тысяч).
И даже эти 50 тысяч – не единая общность людей, а разношерстная группа народностей, объединенная лишь тем, что они говорят на восточноиранских языках. Китайские таджики в отличие от тех, что живут в Таджикистане, – шииты исмаилиты, а не сунниты. Громких историй об этнических таджиках, оказавшихся в китайских «лагерях перевоспитания», за последние годы не было. Поэтому таджикское общественное мнение, так остро реагирующее на происходящее в Афганистане, практически игнорирует новости из Синьцзяна.
Политические элиты в Таджикистане тоже настроены к КНР довольно лояльно, хотя и по своим причинам. Китай стал важным источником финансового благополучия для высокопоставленных таджикских чиновников, вплоть до семьи президента. К примеру, зятя президента Таджикистана Эмомали Рахмона Шамсулло Сохибова обвиняют в том, что он помог китайской компании China Nonferrous Gold Limited (中国有色黃金) получить лицензию на добычу в стране золота. Сегодня более 80% золота в Таджикистане добывается совместными предприятиями с китайским участием, в добыче серебра китайских компаний тоже большинство.
Россия не конкурент
Продвижение Китая в сфере безопасности в Центральной Азии, конечно, не может остаться незамеченным, но его масштабы пока несопоставимы с российскими. Тот же Таджикистан входит в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ), а на его территории расположена 201 военная база – крупнейший зарубежный военный объект РФ с 7000 военнослужащих.
Более того, Россию в таджикском обществе поддерживают куда больше – 88% по опросам. А рейтинг Путина там даже выше, чем в России, – 75%. Огромная зависимость таджикской экономики (а значит, и таджикского правящего режима) от миграционных потоков в Россию дает Москве мощный рычаг давления на Душанбе.
Еще важнее для России, что действия Китая в Центральной Азии не направлены на выдавливание российского присутствия из региона. Все учения, которые китайцы проводят без российского участия, строительство полувоенных объектов, двусторонние соглашения, визиты высокопоставленных военных и так далее направлены на обеспечение собственно китайских интересов.
Даже если рассматривать происходящее в Центральной Азии как симптом растущих великодержавных амбиций КНР, то они сильно отличаются от американских. Пекину не хочется брать на себя функцию мирового военного и идеологического жандарма. Китай стремится сохранить свою репутацию «ответственного и миролюбивого государства», которое не вмешивается во внутренние дела других стран.
Россия не может запретить Китаю ни защищать свои национальные интересы, расширяя зонтик безопасности на Центральную Азию, ни реализовывать свои глобальные амбиции. Это публично признает и президент Путин: «Китай – это полуторамиллиардная страна. <…> Наверное, он имеет право выстраивать свою оборонную политику таким образом, чтобы обеспечивать безопасность этой огромной страны».
Конечно, в Центральной Азии нетрудно найти причины для конкуренции между Россией и Китаем, но причин для их сотрудничества там не меньше. Путин называет «работу в третьих странах» важным направлением взаимодействия с Китаем не просто так. С приходом к власти в Кабуле талибов лидеры двух стран регулярно обсуждают региональную безопасность и ситуацию на границе Афганистана.
Крупнейшие двусторонние военные учения Москвы и Пекина «Сибу/Взаимодействие-2021» были посвящены борьбе с терроризмом. Военные двух стран прорабатывали среди прочего сценарии взаимодействия на случай возможного прорыва афганской границы с Центральной Азией.
Иными словами, опасность конфликта между двумя державами в Центральной Азии преувеличена, а потенциал для сотрудничества недооценивается. И даже если у Китая с Россией найдется за что конкурировать в Центральной Азии, сейчас для них куда важнее дружеские двусторонние отношения, особенно на фоне углубляющихся противоречий обеих стран с Западом.
Статья подготовлена при поддержке Министерства иностранных дел Швеции
Темур Умаров, эксперт Фонда Карнеги