Вопрос не в том, что в Казахстане произошел обвал, ставший результатом экономического застоя, который оказался крайне чувствительным для экономики, сориентированной на экспорт. Вопрос в том, что этот кризис был предопределен общей деиндустриализацией Казахстана в последние особенно 20 лет, что стало результатом глубочайшего кризиса всех программ промышленной интеграции в рамках ЕАЭС.
Попытка «прыжка в постиндустриализм» оказалась неудачной. Кто-то прыгнул и оказался в Лондоне, а кто-то остался без работы и перспектив даже относительно достойной работы в окружении небоскребов. И не стоит недооценивать социально-политические последствия осознания значительной частью казахстанского общества невозможности преодоления возникшего социального разрыва.
Потенциал для социального взрыва в Казахстане очевидно накапливался не один год и во многом был связан с нарастающим отрывом элиты от большей части общества. И разрушением системы обратной связи с обществом. Вопрос в том, насколько кланам, сыгравшим ситуативно на обострение и добившемся окончательного «обнуления» клана Назарбаева, на данном этапе развития протестности удастся стабилизировать ситуацию. И где они возьмут ресурсы для этой стабилизации.
В действительности потенциал регионализации (вернее — феодализации) Казахстана гораздо больше, чем на Украине Януковича, а ситуация развивается много быстрее. Ответ на этот вопрос мы получим в ближайшие 36 часов.
Обращу внимание на то, что Казахстан традиционно на постсоветском пространстве считался образцом институционализации власти. И это было во многом справедливо: система институтов власти, построенная для того, чтобы управлять традиционно кланово разобщенным обществом и предотвращать возникновение ситуации доминирования одного клана над другим.
Так, вот, эта система формальных институтов не сыграла никакой роли ни в самих событиях, ни во время их, если хотите, набухания. И здесь нельзя не сформулировать важную для нас мораль: декоративные, политически фиктивные институты, институты, сконструированные исключительно с политтехнологическими целями, никак власти, попавшей в ситуацию кризиса или даже пред-кризиса, не помогают. Они, скорее, вредны.
Безусловно, признаки внешнего управления в событиях в Казахстане есть. Но признаков внешнего участия пока крайне немного. Однако можно не сомневаться, что это внешнее участие появится, причем в самой радикальной форме, если власть в самое ближайшее время ситуацию под контроль не возьмет. Казахский национализм слишком слаб и опереточен, чтобы заполнить возникающий после «назарбаевщины» вакуум. Туда «заползут» идеологические силы, куда более жесткие и агрессивные. И вот, для России это может стать, действительно, очень серьезным вызовом.
Дмитрий Евстафьев, политолог, к.п.н., профессор Департамента интегрированных коммуникаций факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ